Любить и беречь [= Грешники в раю] - Патриция Гэфни

– Убирайся, Кристи! Уноси ноги скорее! – Паника в голосе Трэнтера казалась беспричинной, пока не послышался наконец мягкий скребущий звук, более низкий, чем затихающий свист пара, к которому уши Кристи уже привыкли. Не было других признаков опасности, кроме осыпавшегося вдруг слоя пыли, бесшумной и мягкой, как снежные хлопья. Внезапный треск дерева прозвучал как ружейный выстрел.

– Прячь голову! Ныряй!

Но укрытия не было. Тяжелый пест мог бы спасти его, если бы ему удалось втиснуть свое тело в узкую щель между его нижним концом и каменным полом – или же он мог задавить Кристи насмерть еще скорее, чем гигантская балка, расщеплявшаяся точно над его головой. Кристи упал на бок и закрыл голову руками.

– Если Бог за нас, то кого нам бояться? – молился он под грохот рушащихся деревянных перекрытий. – Ибо я верую, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ничто из того, что есть, что будет… – Что-то ударило его в спину и на мгновение оглушило. – Ни высоты, ни глубины, ничто другое в мироздании не сможет отделить нас от Божественной любви. Трэнтер! Ты меня слышишь?

Никакого ответа. Перекрытия продолжали рушиться вокруг него. Он покрепче сжался в комок.

– Отче, в руки Твои предаю дух мой. – Обломки камня и дерева сыпались на него градом; он сжал зубы, приготовившись терпеть боль, и стал ждать последнего удара. Оглушительный грохот, подобный пушечному выстрелу, раздался слева, и земля содрогнулась и сместилась. Нет, это была не земля: он это понял, когда его тело беспомощно покатилось назад, натыкаясь на острые куски щебенки и скользя по мокрой глине. Тяжелый пест камнедробилки пришел в движение. Когда Кристи отнял от лица руки и взглянул на этот длинный железный цилиндр, он понял причину. Огромная балка надавила на него сверху, и под ее весом наклон песта в дальнем конце сместился градусов на пятнадцать кверху.

В дальнем конце, где был Трэнтер.

– Трэнтер!

Град проклятий был ему ответом – радостных, полных надежды проклятий, прерываемых только методичными ударами каблуков по обломкам породы. Кристи знал, что это Трэнтер ломится сквозь завал, загородивший выход из штрека. Вот показался сапог, а вот и второй. Не успел Кристи подумать, что надо бы помочь, как маленький шахтер протиснулся через отверстие в куче обломков руды и металла, такое узкое, что проскользнуть сквозь него мог бы разве что ребенок. Но Трэнтер сумел. Он вскочил на ноги и издал вопль чистого восторга.

Кристи начал смеяться. Никаких повреждений; все прекрасно.

– Вот тебе и чудо, туды твою растуды! – заорал он в ответ Трэнтеру, эхом повторив его радостный крик.

С ловкостью балетного танцора шахтер преодолел груду обломков, которая их разделяла, и они бросились в объятия друг другу, словно давно разлученные любовники.

– Свеча еще горит, – изумился Трэнтер, вытаскивая ее из щели. – Это хорошо, нам пригодится, и еще одно чудо не помешает, чтобы выбраться из этой поганой дыры, викарий, прошу у вас, черт бы вас побрал, прощения за мой поганый язык!

– Не бери в голову!

Свеча Дженкса, оставленная в сорока футах позади, освещала страшный путь, ставший еще более опасным после нового обвала.

– Хватайся-ка за мою блузу, Кристи, и дуй следом за мной. Чтобы след в след, и, что бы ни случилось, не вздумай оглядываться, – предупредил Трэнтер. – Если Бог передумает, мы, может, еще размозжим себе голову раньше, чем доберемся до этой свечи.

Это была реальная возможность, которую не следовало сбрасывать со счетов. Но Кристи уже не мог в нее поверить. Сам не зная почему, он уже не сомневался, что все обойдется.

Энни никак не могла отпустить коня Кристи. Животное было привязано к дереву неподалеку от машинного отделения и других построек, вокруг которых толпилось человек двадцать шахтеров и членов их семей. Дождь перестал; теплый воздух разогнал туман. Сквозь легкую дымку она видела Софи Дин, которая ходила взад-вперед перед конторой шахты с опущенной головой и скрещенными на груди руками. Так она пыталась совладать с невыносимым волнением ожидания. Энни делала то же самое, вцепившись в густую гриву Донкастера, словно в спасательный круг. И еще ей хотелось держаться ото всех подальше, чтобы никто ее не видел.

От одной из групп отделился мужчина и направился к ней. Она узнала высокую широкоплечую фигуру Уильяма Холиока и выпрямилась, но не отпустила коня. Прекрасное, спокойное животное ни разу не пошевелилось, ни один мускул не дрогнул. Совсем не то, что вечно нервный и злобный жеребец Джеффри. Мертвый, с пулей в голове. Как Джеффри. Она еще сильнее вцепилась в конскую гриву, чтобы не возобновилась эта ужасная, сотрясающая все тело дрожь.

– Какие новости, Уильям?

– Пока никаких, миледи. Мисс Дин просила вам сказать, чтобы вы шли в контору обсохнуть.

– Поблагодарите ее и скажите, что я не хочу мешаться у людей под ногами.

Это была правда, но не вся: на самом деле она не сводила глаз с фонаря, освещавшего вход в шахту в тридцати ярдах от нее. Ей не хотелось ни на секунду потерять его из виду.

– Давно он спустился?

Она, конечно, знала ответ, но уже устала от одиночества, и ей нужен был кто-то, кому бы она доверяла, с кем могла бы поделиться своим горем.

– Около часу назад, миледи.

Низкий грохот под землей парализовал ее страхом и приковал к месту.

– Еще сильнее, чем в прошлый раз, – прошептала Энни. Отпустив гриву лошади, она дотронулась до руки Холиока. – Он уже должен был подняться. Оставаться там дольше – самоубийство!

Управляющий кивнул и опустил голову. Он был слишком хорошо воспитан, слишком тактичен, чтобы дать ей понять, что он видит панический страх, который она уже не в силах была прятать. Она вновь подумала: а вдруг ему все известно… Наверное, так оно и есть. Забавно, но после всех усилий, которые они с Кристи потратили на то, чтобы сохранить свои отношения в тайне, эта мысль вовсе не ужаснула ее. Напротив, ей стало немного легче на душе. Теперь она уже не чувствовала себя столь одинокой.

– Весть о его светлости уже облетела всю округу, миледи. Многие просили меня передать вам свои соболезнования: мисс Дин и доктор Гесселиус, да и простой люд, шахтеры, их семьи и все остальные.

– Я думаю… – Энни глубоко вздохнула, стараясь привести мысли в порядок. – Я думаю, это должно было сильно их потрясти. Один раз они уже потеряли Джеффри, и теперь вот опять…

– Ну да, – тихо согласился он. – Но на самом деле они вас жалеют, миледи. Это точно. Они говорят, это несправедливо, что вам снова приходится мучиться. Они просили меня передать, что молятся за вас в своем сердце.

Слезы застилали ей глаза.

– Я рада, что у меня есть такие друзья.

– Да, – подтвердил Уильям мягко. – Это вы верно сказали.

Новый звук, низкий и вибрирующий, раздался из пасти шахты. Он перекрыл стук насосов и на сей раз не растворился через несколько секунд. Энни поднялась на цыпочки, как когтями вцепившись в рукав Холиока, когда еще один звук – протяжный утробный гул – достиг ее слуха. Она испуганно вскрикнула и, спотыкаясь, бросилась вперед, чтобы быть ближе к источнику ужасных звуков, не думая о том, что в мутном свете фонаря все увидят ее безумное лицо. Мужчины и женщины давали ей дорогу, снимали перед ней шляпы и кланялись с почтительной скромностью и уважением. Они старались не подходить к ней слишком близко, но она почувствовала, что ими движет сочувствие, а не отчужденность. И она ощутила ответную привязанность, согревшую ей сердце.